А. А. Фет — поэт лирический, и только лирический, что было особенно ненавистно большинству его современников. И это удивляет, потому что при наличии самой развитой и передовой в мире литературы в России активно существовала самая реакционная и самая примитивная литературная критика. Единственное положение, которым руководствовался средний российский критик, — общественная полезность произведения; однако, несмотря на ругательные статьи, популярность Фета в России была чрезвычайно велика. Это свидетельствует как о большом его таланте, так и о необычайно высокоразвитом вкусе читающей публики. Содержанием поэзии Фета всегда была красота окружающего мира и природы и, конечно, любовь. В этом смысле действительно глубоко прав Писарев: стихи Фета бесполезны практически. В них ничего нет, кроме нежных движений человеческой души.
В моем саду, в тени густых ветвей
Поет в ночи влюбленный соловей.
У Фета в стихах есть все, что должно быть в поэзии: “любовь и кровь”, “морозы и розы”. Его природа персонифицирована и одухотворена — это роднит его с Тютчевым:
Как майский глубокий
Зефир, ты, мой друг, хороша.
У него все живо, все дышит, способно плакать, радоваться и грустить:
В небесах летают тучи,
На листах сверкают слезы,
До росы шипки грустили,
А теперь смеются розы.
Часто, чтобы ярче представить сущность жизни, поэты создают для нее специальные образы. Так, Данте выписал человеческое зло в девяти грандиозных кругах своего “Ада”, Полонский стянул и сжал обычное содержание человеческой жизни в тесный мирок насекомых. Для Фета жизнь — в медленном, но беспечном сосуществовании природы и человека:
Какой горючий пламень
Зари в такую пору!
Кусты и острый камень
Сквозят по косогору.
Ушли за днем послушно
Последних туч волокна...
О, как под кровлей душно,
Хотя раскрыты окна.
Поэзия для Фета — высший род художества. Она по-своему заключает в себе элементы всех других искусств. Как истинный поэт, он наделяет свое слово и музыкальными звуками и красками, и пластическими формами. У различных поэтов легко заметить преобладание того или другого из этих элементов. У Фета поэзия и живописна и музыкальна. Картины при роды, нарисованные Фетом в стихах, играют всеми цветами, а сами стихи звучат, как хорошо настроенный инструмент в руках мастера:
Смотри, красавица, — на матовом фарфоре
Румяный русский плод и южный виноград.
Как ярко яблоко на лиственном узоре!
Как влагой ягоды на солнышке горят.
Мастер рисует эту картину медленными, тягучими, густыми мазками. Огромное количество глухих согласных в каждой строфе замедляет речь, делает ее тягучей, созвучной поэтическому языку XX века. Стоит вспомнить мандельштамовское: “Золотистого меда струя из кувшина текла...” — ритмический и музыкальный рисунок цитируемого стихотворения резонирует и совпадает с фетовской мелодикой и ритмикой.
Образы природы, нарисованные Фетом, завораживают. Они безупречны. Но эта безупречность тепла и полна скрытой жизни:
Уснули метели
С печальной зимой,
Грачи прилетели,
Пахнуло весной.
Широкая карта
Полночной земли
Чернеет, и марта
Ручьи потекли.
Для песни полночной
Отныне живи,
Душой непорочной
Предайся любви.
Даже запись в альбом, поэтический пустяк, он превращает в эстетическое событие: “Среди фиалок в царстве роз // Примите искренний поклон...” Его, фетовские леса “благоуханны”, тропинки “желты”, растения он наделяет “царственной мудростью”, луговая трава в его стихах “осыпана жемчугом”, а не росой, ночь “сладострастна”, а еще:
На природе с каждой каплей
Зеленеет вся одежда,
В небе радуга сияет,
Для души горит надежда.
При всем различии разобранных здесь стихотворений они сходятся в том, что, по мысли и внутреннему чувству Фета, все значение поэзии — в безусловном, независимом от внешних или практических целей и намерений, самозаконном вдохновении, создающем то прекрасное, что по своему существу есть нравственное и доброе.
Этим достаточно определяется значение поэзии Фета, а содержание ее раскрывается при последовательном прочтении всего ряда его стихотворений.